Когда война началась, мне было 15 лет. Мы были на даче под Ленинградом, тогда по радио сказали, что немцы еще за 300 км от нас, но они появились неожиданно днем. Начали стрелять, мы с братом и родителями ушли в лес, ночевали там. На следующий день взрослые пошли узнать, что происходит, когда вернулись, сказали, немцы взяли деревню.
Мы вышли из леса. Но наш большой двухэтажный дом был уже занят немцами. Они обосновались в пяти комнатах, нам оставили маленькую, где мы жили вчетвером.
Есть было нечего. Немцы заставляли нас чистить картошку для них. Нам было разрешено брать очистки, из которых мама пекла лепешки. Как-то раз обедали лепешками, и вдруг налет. Это были наши.
Мы слышали, как падали бомбы, одна из них пробила стену в комнате, где мы жили. Немцы кричали: «Все вон!». Я понимала немецкий, но с ними принципиально не разговаривала. Вся зимняя одежда осталась в Ленинграде, поэтому я схватила мамино летнее пальто и выбежала в нем. Немцы кричали: «Ложись!». Я легла, прогремело три взрыва. Смотрим, дома больше нет. Пожить нас пустила соседка. Немцы захватили и ее дом, она жила на кухне, где нас и приютила.
Была история, когда меня чуть не убили. Один немец хотел поцеловать меня, я ударила его по щеке. Тогда он избил меня и пошел жаловаться, что я партизанка. Оказывается, он знал, что я понимала немецкий. Мы с девочками на кухне вместе чистили картошку, а они у меня спрашивали, как что-то будет по-немецки, я отвечала им, а он, видимо, услышал из соседней комнаты. Хотели меня в концлагерь отправить, но и мама, и я просили этого не делать. Они заменили мне наказание, отправили в лес с солдатами копать окопы. В первый же день я простудилась, обуви теплой не было, и я пошла в тапочках.
А в конце 43-го года наши, видимо, стали наступать, потому что немцы решили нас увозить. Погрузили в товарные вагоны. Привезли в Литву, где мы должны были работать. Меня заставляли кормить свиней. Собирать лошадиный помет и смешивать его с картошкой, этим и кормили свиней.
Спустя несколько месяцев нам сказали, что скоро комиссия, которая будет отбирать людей для отправки в Германию. У папы оказался знакомый врач, который жил в Литве, он тоже попал в оккупацию. Он помог нам не уехать в Германию. Позже была еще одна комиссия, и нас снова хотели отправить в Германию. Папа с кем-то договорился, нанял лошадь и нас увезли в другое место, чтобы избежать повторной комиссии. А в новом месте нас сразу арестовали и посадили в тюрьму. Меня с мамой, а папу с братом отдельно, но рядом. Сказали, что нас расстреляют, потому что мы сбежали. Мы решили сказать, что мы не сбегали, а ушли к другому хозяину, нас не стали расстреливать, увезли в Германию.
В начале 44-ого привезли в Германию, всех выстроили в ряд. Владельцы предприятий выбирали себе работников. Меня забрал к себе владелец магазина, отдельно от родителей. По профессии он был электриком. Вставать я должна была в 5:30 утра и работать непрерывно до 9 вечера. Выходной давали полдня один раз в две недели.
Потом помещик, у которого работали мои родители, узнал про меня и захотел забрать к себе. Он был самым богатый в округе и быстро это устроил. Родители жили между хлевами с лошадьми, мы там много работали.
В начале апреля 45-ого пришли такие же люди, как мы, которых привезли работать, и сказали: «Англичане нас освободили. Немцев прогнали».
Освободили немецкий город Гревен и нас, всех привезенных, туда поселили. Мы жили в бараке до отправления домой. Нам предлагали уехать в Америку. Правда, англичане эти кормили нас хорошо. Потом там появились наши и повезли нас домой, тех, кто не хотел оставаться. В Ленинграде у нас осталась бабушка, она пережила войну в эвакуации в Калининской области.